Смирнов Юрий, Севостьянов Сергей.
Гитара в театре и кино. Юрий Алексеевич Смирнов.
Биографический очерк.

Самой памятной была встреча с Донатасом Банионисом на картине "Гойя". Ему сняли квартиру недалеко от Смольного, где мы с ним и встречались. Нужно было научить его играть на гитаре. Он человек музыкальный, играл на баяне в спектаклях. Так что мы быстро стали понимать друг друга. Потом он сам себе аккомпанировал "А я еду, а я еду за туманом...". Но самое интересное было впереди. Музыку к фильму писал Кара Караев, но непосредственно я общался с его сыном - Фараджем. Было много испанской и оригинальной музыки, которую нужно было расшифровать. Никаких разъяснений по поводу нотного текста, нет даже тактовых черт. В капелле записывали несколько эпизодов с органом. - Как? - Просто меня огородили щитами и поставили микрофон. И всё получилось. Был большой сложный эпизод с Академическим заслуженным оркестром филармонии. Писали в Большой студии Ленфильма. Соло на 2 страницы. Страшновато было. Но я справился, записав два дубля. В студии на Крюковом канале (это сразу за Мариинским театром) дописывали последние эпизоды. Когда всё закончилось, я попрощался и направился в сторону трамвайной остановки. Вдруг машина обгоняет меня. Из неё выходит вся гоп-компания и сам Маэстро обнимает меня и приглашает приехать к ним в Баку выступить с сольным концертом в консерватории. Я сказал, что работаю в БДТ и меня вряд ли отпустят из-за большой занятости в спектаклях. В фильме был забавный эпизод, где нужно было показать руки и бегающие по грифу пальцы. Меня одели в костюм Гойи- Донатаса, зашпилив сзади штаны на большую французскую булавку, а под кольцо на пальце подложили бумажку (чтобы не потерять). Всё получилось замечательно, по крайней мере тогда, когда соединили фонограмму и изображение. На просмотре я прочитал в титрах: партия гитары - Юрий Смирнов.
   В мае 1964 года я был принят в штат театра БДТ. им. А. М. Горького, ныне им. Г. А. Товстоногова, где работаю и сейчас. Здесь своя жизнь, своя специфика работы. До моего прихода в театр был оркестр, но Товстоногов его распустил. А вместо музыкантов пригласил нужных ему артистов. Остался ансамбль из 5 музыкантов: пианистка, баянист, ударник, контрабасист и гитарист. Иногда, если было нужно, то приглашали скрипачей и духовиков. С лёгкой руки Георгия Александровича в театрах города стали исчезать оркестры и даже ансамбли. Театры стали чаще использовать радио запись. Но Георгий Александрович не отказался от живой музыки. А скорей наоборот - активно использовал её. "В театре возможно всё" - так гласит реплика из спектакля. И действительно, мы были "многостаночниками", т. е. играли на разных инструментах. В спектакле "Поднятая целина" я играл на балалайке (раньше в этом эпизоде играл Юрий Темирканов), а в "Оптими­стической трагедии" я играл на тарелках и вёл духовой оркестр, который спускался по ступеням со сцены и шел через зал в фойе. В "Генрихе четвёртом" мы все играли на ударных инструментах. Сцена в кабаке, где Фальстаф-Лебедев пел свои куплеты, гитара была естественным атрибутом (разве что над её внешним видом поработали бутафоры). А в "Истории лошади" мы квинтетом сопрово­ждали спектакль, сидя у портала сцены и в нужный момент выходили на сцену и аккомпанировать романс в сцене Князя и Матье (О. Басилашвили и В. Ковель). Участие ансамбля в спектакле было органичным. Трудно пред­ставить этот спектакль под фонограмму. Живой голос, живой звук не заменит ни какая фонограмма.
   В шестидесятые годы я преподавал в ДК им. Горького. С гитарным репертуаром было туго, а то, что издавалось, как правило, было плохого качества. Пришлось заниматься переложениями, сочинять. Не было никакой методической литературы. Но наступило время, когда к нам стали приезжать замечательные зарубежные гитаристы: Мария Луиза Анидо, Рамос (Аргентина), Милан Зеленка (Чехословакия), Джон Вильямс (Великобритания) и много других гитаристов. Мы устраивали с ними встречи, выпытывали у них информацию о постановке рук, об извлечении звука и т. д. И они шли нам навстречу, иногда устраивали мастер-класс.

1  2  3  4  5 [ 6 ]  7