ВАСИЛЬЕВ Иван Васильевич (1810-е – 1870-е гг.) – выдаю-щийся цыганский музыкант XIX столетия, дирижер знамени-того цыганского хора, певец, гитарист и композитор. Именно Ивану Васильеву, как наиболее талантливому музыканту, а не сыновьям или другим родственникам, передал перед смертью в 1848 году И.О. Соколов руководство своим хором. В 50-70-е гг. хор прославился в Москве исполнением русских песен и бытовых романсов в своеобразной хоровой манере московских цыган. Исполнение песен было лишено оттенка вульгарности, который приобрели позднее цыган-ские хоры. Хор высоко ценили А. Островский, И. Горбунов, Ап. Григорьев, А. Фет и другие. А.Н. Островский записал от Васильева ряд старинных русских песен; одна из них – "Исходила младенька" – использована М. Мусоргским в опере «Хованщина» (песня Марфы "Исходила младешень-ка"). Васильев первым ввел в хоре ансамблевое пение – трио и квартеты. Он был автором популярных в быту романсов и песен и стал первым цыганским композитором, чьи произведения издавались: известно около двадцати опубликованных песен Васильева.

Историк-бытописатель М.И. Пыляев, автор книг «Старая Москва» и «Старый Петербург», писал о хоре И. Васильева: "В пятидесятых годах явился Иван Васильев, ученик Ильи Соколова; это был большой знаток своего дела, хороший музыкант и прекрасный человек, пользовавшийся дружбой многих московских литераторов, как, например, А.Н. Остров-ского, А.А. Григорьева и др. У него за беседой последний написал свое стихотворение, положенное впоследствии на музыку Ив. Васильевым. Цыганские хоры Москвы и Петер-бурга подхватили эту песню, и пошла она гулять по белу свету без имени поэта, без имени музыканта-композитора, теряя слова и строфы поэтического подлинника, обрастая новыми словами, и стала народной цыганской и народной русской песней. Вот слова этого не напечатанного романса:

Две гитары за стеной зазвенели, заныли,
О мотив любимый мой, старый друг мой, ты ли?
Это ты: я узнаю ход твой в ре-миноре
И мелодию твою в частом переборе.
Чимбиряк, чимбиряк, чимбиряшечки,
С голубыми вы глазами, мои душечки!..

Сам Иван Васильев был хороший баритон, его романсы в то время имели большой успех и распевались всеми <...> У Ивана Васильева особенно процветали квартетное пение и трио..." (Пыляев М.И. Старый Петербург. Изд. 3-е. СПб., изд. А.С. Суворина, 1903, с. 408-417).

Указание М. И. Пыляева на Ивана Васильева как на автора мелодии к знаменитой "Цыганской венгерке" Аполлона Гри-горьева очень существенно, поскольку до него в музыкаль-ной литературе имя автора раскрыто не было. В то же время Пыляеву, судя по его замечанию об этом романсе как о "не напечатанном", не было известно, что в 1857 г. "Цыганская венгерка" была опубликована.

Об истории и дальнейшей судьбе этого романса известно следующее:

Аполлон Александрович Григорьев – один из ярких деятелей русской культуры середины XIX века, поэт, прозаик, пере-водчик, литературный критик, – был самозабвенно увлечён-ным гитаристом и “цыганистом” (как называли тогда страстных поклонников и ценителей цыганской песни и цыганской пляски). В юности он обучался игре на форте-пиано у известного музыканта и педагога и хорошо играл на этом инструменте, но позднее освоил гитару и всё бросил ради “подруги семиструнной”, с которой почти не рас-ставался и на которой играл с истинным мастерством. “Певал он целыми вечерами, – писал Фет. – Он доставлял искренностью и мастерством своего пения действительное наслаждение. Он собственно не пел, а как бы пунктиром обозначал музыкальный контур пьесы… Репертуар его был разнообразен, но любимой песней была «венгерка», в которой прорывался тоскливый разгул погибшего счастья”. Именно Аполлон Григорьев сочинил стихи «О, говори хоть ты со мной...» и «Цыганская венгерка» (оба стихотворения были написаны поэтом в 1857 году). Друг поэта, Иван Васильев, был человеком чутким, способным понять и разделить чужую боль: когда Григорьев прочитал ему «Цыганскую венгерку», музыкант сразу проникся чувствами поэта. Он обработал мелодию «венгерки» и сочинил знаме-нитые гитарные вариации. Так григорьевская «Цыганская венгерка» стала песней. Очень скоро ее стали исполнять цыганские хоры. Во вторую часть песни вошли строфы из стихотворения «О, говори хоть ты со мной...». Кто-то досочинил припев «Эх, раз, еще раз!..», которого не было в стихах Григорьева. На основе этой, новой «венгерки» начал развиваться чечеточный цыганский танец, который мы называем попросту «Цыганочкой». Впоследствии «Цыган-ская венгерка» зажила самостоятельной жизнью. То есть не по писанному тексту и не по нотам, а словно сама по себе. Разные исполнители включали в «свою» песню разные строфы из стихов Григорьева и с такой же свободой допол-няли новыми куплетами. Встречались иногда бездарные и пошлые добавления, но в основном варианты «Цыганской венгерки» – теперь песня называлась «Две гитары» – достойны оригинала. Плясовая "Цыганочка" – своеобразный памятник московского быта цыган, эта гитарная импровиза-ция на плясовую тему в духе традиций таборного искусства осталась жить в исполнительской практике лучших цыган-гитаристов.

Сам Аполлон Григорьев исполнял свои стихотворения под собственный гитарный аккомпанемент как два разных романса:
 

"О, говори хоть ты со мной..."
О, говори хоть ты со мной Подруга семиструнная! Душа полна такой тоской, А ночь такая лунная! Вон там звезда одна горит Так ярко и мучительно, Лучами сердце шевелит, Дразня его язвительно. Чего от сердца нужно ей? Ведь знает без того она, Что к ней тоскою долгих дней Вся жизнь моя прикована... И сердце ведае мое, Отравою облитое,	Что я впивал в себя ее Дыханье ядовитое... Я от зари и до зари Тоскую, мучусь, сетую... Допой же мне - договори Ты песню недопетую. Договори сестры твоей Все недомолвки странные... Смотри: звезда горит ярчей... О, пой моя желанная! И до зари готов с тобой Вести беседу эту я... Договори лишь мне,допой Ты песню недопетую!

 

"Цыганская венгерка" ("Две гитары")

Две гитары, зазвенев, Жалобно заныли... С детства памятный напев, Старый друг мой - ты ли? Как тебя мне не узнать? На тебе лежит печать Буйного похмелья, Горького веселья! Это ты, загул лихой, Ты - слиянье грусти злой С сладострастьем баядерки - Ты, мотив венгерки! Квинты резко дребезжат, Сыплют дробью звуки... Звуки ноют и визжат, Словно стоны муки. Что за горе? Плюнь, да пей! Ты завей его, завей Веревочкой горе! Топи тоску в море! Вот походка по баскам С удалью небрежной, А за нею - звон и гам Буйный и мятежный. Перебор... и квинта вновь Ноет-завывает; Приливает к сердцу кровь, Голова пылает. Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка, С голубыми ты глазами, моя душечка! Замолчи, не занывай, Лопни, квинта злая! Ты про них не поминай... Без тебя их знаю! В них хоть раз бы поглядеть Прямо, ясно, смело... А потом и умереть - Плевое уж дело. Как и вправду не любить? Это не годится! Но что сил хватает жить, Надо подивиться! Соберись и умирать, Не придет проститься! Станут люди толковать: Это не годится! Отчего б не годилось, Говоря примерно? Значит, просто всё хоть брось... Оченно уж скверно! Доля ж, доля ты моя, Ты лихая доля! Уж тебя сломил бы я, Кабы только воля! Уж была б она моя, Крепко бы любила... Да лютая та змея, Доля, - жизнь сгубила. По рукам и по ногам Спутала-связала, По бессонныим ночам Сердце иссосала! Как болит, то ли болит, Болит сердце - ноет... Вот что квинта говорит, Что басок так воет. Шумно скачут сверху вниз Звуки врассыпную, Зазвенели, заплелись В пляску круговую. Словно табор целый день, С визгом, свистом, криком Заходит с восторгом весь В упоеньи диком.

Звуки шепотом журчат Сладострастной речи... Обнаженные дрожат Груди, руки, плечи. Звуки все напоены Негою лобзаний. Звуки воплями полны Страстных содроганий... Басан, басан, басана, Басаната, басаната! Ты другому отдана Без возврата, без возврата... Что за дело? ты моя! Разве любит он, как я? Нет - уж это дудки! Доля злая ты моя, Глупы эти шутки! Нам с тобой, моя душа, Жизнью жить одною, Жизнь вдвоем так хороша, Порознь - горе злое! Эх ты, жизнь, моя жизнь... К сердцу сердцем прижмись! На тебе греха не будет, А меня пусть люди судят, Меня бог простит... Что же ноешь ты, мое Ретиво сердечко? Я увидел у нее На руке колечко!.. Басан, басан, басана, Басаната, басаната! Ты другому отдана Без возврата, без возврата! Эх-ма, ты завей Веревочкой горе... Загуляй да запей, Топи тоску в море! Вновь унылый перебор, Звуки плачут снова... Для чего немой укор? Вымолви хоть слово! Я у ног твоих - смотри - С смертною тоскою, Говори же, говори, Сжалься надо мною! Неужель я виноват Тем, что из-за взгляда Твоего - я был бы рад Вынесть муки ада? Что тебя сгубил бы я, И себя с тобою... Лишь бы ты была моя, Навсегда со мною. Лишь на знать бы только нам Никогда, ни здесь, ни там Расставанья муки... Слышишь... вновь бесовский гам, Вновь стремятся звуки... В безобразнейший хаос Вопля и стенанья Всё мучительно слилось. Это - миг прощанья. Уходи же, уходи, Светлое виденье!.. У меня огонь в груди И в крови волненье. Милый друг, прости-прощай, Прощай - будь здорова! Занывай же, занывай, Злая квинта, снова! Как от муки завизжи, Как дитя - от боли, Всею скорбью дребезжи Распроклятой доли! Пусть больнее и больней Занывают звуки, Чтобы сердце поскорей Лопнуло от муки!

Романсы Ивана Васильева были рассчитаны на печальное полупение-полуразговор под гитару. Он сам был мастером этого жанра, но это была уже иная музыка, нежели твор-чество его предшественника. Музыкальный обозреватель того времени писал: "Нельзя не пожалеть о незабвенном Илье Соколове... И теперь поют они хорошо, стройно, часто увлекательно; но нет того разгула, того огня, отличительной черты цыганской песни, резко отделяющей ее от всякого другого напева". Здесь видна работа времени. Жизнь изменялась, публика другая – вот и цыганское искусство следует за ними, превращаясь в форму салонного музици-рования. Тени былых страстей мелькают в элегическом звучании романсов Васильева – "Погубили меня", "Не мне внимать", "Любовь цыганки" – и в красиво заунывном пении его хора. 1870-е годы "российской реальности" Александр Блок назвал "морем тинистым и грозящем кораблекру-шением". С этого времени все больше размежевывается подлинно народное искусство цыган и эстрадное, ресторанное, бытовое исполнение цыганского романса. На этой почве возникает и расцветает явление, связанное с упадком и утрированностью песенных форм, которое в XIX веке называли "цыганерством", а в XX - "цыганщиной".

 

Основной источник: Цыгане в России