Читальный зал
Отрывки из книги Э. Пухоля "Таррега" // Материал предоставлен М. С. Яблоковым


[ Глава IV. Цельность ] >> [ 9. Манреса ]

Хоакин де Аргульоль, второй ученик Махина Алегре, родился в Манресе в 1875 году и поступил на юридический факультет в Барселоне в 1890 году. В своем родном поселке этот юноша был членом общества “старейшин”, возглавлял которое в то время один кузнец. Аргульоль очень хотел, чтобы в Манресе могли познакомиться с искусством Тарреги и предложил президенту, чтобы он заключил контракт с маэстро для членов общества. Кузнец, привыкший к оглушающим ударам молота по наковальне, не мог понять, как слабый звук гитары надолго сможет привлечь внимание собрания, поэтому он спросил Аргульоля: “А этот сеньор играет только на гитаре?” Обескураживающий результат предприятия убедил юношу, что он пошел не по тому пути. Но он был тверд в своих намерениях и организовал на свой страх и риск концерт в другом  месте, в зале Аудиенции, в самом  роскошном и с наилучшей акустикой зале в Манресе. Достаточно было тактичной пропаганды среди его знакомых и друзей, чтобы заполнить зал самыми известными  семьями города. Само собой разумеется, что этот концерт был триумфом артиста и организатора концерта. Публика, как обычно, была поражена и полна энтузиазма. Аргульоль воспользовался этим удобным случаем, чтобы представить Тарреге свою семью. Росарио, одна из сестер, обучалась в Барселоне игре на гитаре, а также на фортепиано, которым она уже овладела в совершенстве. Таррега посвятил ей нежную Колыбельную, которую сочинял в эти самые дни. Семье Аргульоль принадлежала прекрасная усадьба в окрестностях Манресы, куда Таррегу приглашали несколько раз. В ней была частная часовня, в которой по воскресеньям служили святую мессу. Когда Таррега иногда оказывался со своими друзьями, он просил разрешения присутствовать на религиозном акте с гитарой. Расположившись на одном из углов часовни, в полутьме, он импровизировал на гитаре, как будто бы делал это на органе для различных частей мессы. Его импровизации, вдохновленные чувством любви к Богу, высшего облегчения после боли его тяжелой и трудной жизни, воплощались в нижние ноты, как будто пропитанные фимиамом. “Хвала Богу, которую мы должны воздать, - сказал Фуэньльяна, - мы выразим нежностью виуэлы.”


[ Глава IV. Цельность ] >> [ 10. Ницца и Париж ]

В феврале 1894 года дон Гуалтерио организовал  несколько концертов в Каннах, Ницце и Монте-Карло, куда Таррега собирался ехать. Хоалин Аргульоль, который в это время должен был поступить в Сельскохозяйственную академию Гуйона /Сена и Фаза/, предложил поехать вместе. Таррега с удовольствием согласился и в шесть часов утра на следующий день они выехали из Барселоны на Марсель и Ниццу. Пейзаж, который пересекает железная дорога между этими двумя городами, похож на пейзаж между Барселоной и Валенсией. Равнины среди гор, перемежающиеся с ярко-голубым морем. Сосны, кипарисы, вязы. Если бы еще были кипарисовые рощи, пейзажи можно было бы принять один за другой. Виноградники, заросли камыша на желтом, охряном* и красном фоне, покрывают домики и склоны. Ломаные линии гор, ограничивающие пейзаж, неровные, дантевские, как Эспадакт.

По дороге до Ниццы Таррега проинформировал своего молодого друга об эксцентричности “англичанина”. “Доктор Лекки, - сказал он, - играет на гитаре, играет на бильярде, плавает, ездит на лошади и делает все то же, что делаете Вы. Это  человек, который может доставить Вам много приятных моментов,  но с условием, если Вы не забудете, что во всем первый он. Единственное исключение Лекки делает для гитары, где считает себя в мире вторым.”

Прибыв в Ниццу, оба остановились в доме “англичанина”. С женой, которая была на двадцать лет младше, муж обращался неприветливо и грубо.  Аргумоль, воспитанный и корректный человек, подчеркивая свое внимание к даме, считал ее несчастной. Через несколько дней Таррега посчитал благоразумным, чтобы его приятель переехал в Париж. Совет тем был принят, хотя и с огорчением.

Несчастный случай помешал Тарреге выступить на концертах, запланированных в Ницце. Прогуливаясь однажды, он споткнулся и упал, сместив мизинец левой руки. Когда он приехал в Париж и уже оправился от несчастного случая, его несколько раз приглашала бывшая королева Изабелла V во дворец на Авеню Клебер на обед, а также для выступлений. Таррега, хотя и отвергал по своей природе формализм и этикет, всегда чувствовал себя польщенным, принимая такие предложения. В них ему не нравилось только одно - королева предпочитала пить холодный кофе. И поэтому он не мог пить горячий.

Однажды Таррега получил через благородного посыльного письмо от королевы, глубоко взволновавшее его, со следующими словами: “Ее милость, сильно скучающая по своей любимой Испании, просит Таррегу персонально напомнить о Родине звуками гитары”.


[ Глава IV. Цельность ] >> [ 11. Критическое мнение Хуана Манена ]

Мы считали авторитетным и ценным мнение известного скрипача Хуана Манена, которое приводим здесь: “Таррега был гением и мучеником. Он был мистиком музыки. Его жизнь прошла в четырех стенах. Он заслужил пьедестала. Почему его сердце не страдало по такому неблагодарному инструменту? Почему столько часов терпения, столько часов тяжелого труда, столько лет огорчений, неприятностей, разочарований и идейного одиночества - жесткого одиночества артиста, окруженного друзьями и оторванного от публики - были пожертвованы так мало признанному идолу? Каким бы стал Таррега пианистом или скрипачем? Несравнимым ни с кем исполнителем, каким он был и в исполнении на гитаре, но купающемся в славе и признании. Сколько тысяч людей, знающих его сейчас только по отзывам, могли бы наслаждаться его искусством и виртуозностью, понимая под виртуозностью самое высокое совершенство и владение инструментом, а не поверхностность и жонглерство, как считают некоторые! Я его знал и восхищался им. Мы встречались три раза и о каждом из них я ясно помню.

Впервые это произошло в Валенсии, когда мне было 7 лет. Друзья, почитавшие гениальность, настойчивость, жертвы уже тогда великого артиста, пригласили меня и отца к себе домой, чтобы мы могли послушать его. Полумрак в зале, где проходил концерт, немногочисленные горячие поклонники, глубокая сосредоточенность всех и необычное искусство Тарреги, вся эта странная совокупность оставили в моей молодой душе глубокий след. Через полтора года мы снова встретились в Сабаделе, на концерте, организованном для нас двоих. Он страдал от нервозности публики, что меня очень удивляло. Я не мог понять, как такой великий артист может испытывать страх, в то время как я - Спаси меня, Бог!, - не испытывал ни малейшего беспокойства. Я, несчастный, не знал ужасного значения слова “ответственность” и как это значение растет и привязывает нас, и о мере того, как это запечатлевается в нашей душе и разуме.

Таррегу в то время сопровождал или преследовал один англичанин, эксцентрик, большой любитель гитары и его ученик. Англичанин был очень симпатичным человеком, веселым, живым и спонтанным, мощно опровергавшим мои убеждения, потому что для меня не мог существовать англичанин другого типа, кроме описанного Жюлем Верном: невозмутимый, методичный, корректный, одетый во фрак и котелок, как в пустыне, так и посреди океана, и, даже на Северном полюсе. Англичанин с гитарой в руках был для меня богохульством, но тот факт, что англичанин без умолку смеялся и ко всему шутил, было совершенно неприемлемо для моего воображения. Этот англичанин принял участие в нашем концерте и, если я не ошибаюсь, исполнил всего один номер - “Марш”. Ему много аплодировали, потому что англичанин с гитарой, будучи воплощением двух взаимно опровергающих друг друга принципов, уже необычный факт, вызывающий такие бурные аплодисменты и еще больше потому, что в зале было жарко, а ритмичный энтузиазм “марша” настолько разжег темперамент англичанина, что к концу выступления он почти разбил гитару,  порвал две струны и послал опорную скамейку на колени удивленного слушателя. Больше я никогда не встречался с “англичанином”. Такие типы, как он, в жизни настоящего человека больше не появляются.

Третий раз я видел Таррегу в Барселоне, в его доме, когда мне уже было 22 года. Одно музыкальное издательство заказало мне проект педагогического издания для гитары, и я собирался привлечь к этому Таррегу. Но мы поговорили обо всем, кроме проекта, который привел меня к нему. В его словах было разочарование, горечь, непреодолимая безутешность. Он сыграл для меня  одну свою аранжировку из Шумана и показал мне новый способ брать струны, требующий новых занятий, других жертв, новых усилий. Иллюзии среди такого разочарования... Идеализм среди такой суровой действительности. Больше я его не видел.”

 

   [1-3]   [4-5]   [6-8]   [9-11]   ...Глава V...

 

© Библиотека гитариста 2001г.